Установив свечу, отступаю от кануна.
Вдох и выдох: собраться, освободиться от прилипчивых мелочей, которые притащил с собой в храм — но у неё уборка в самом разгаре. Она подлетает, ворчливо командует:
— В сторонку.
Может и поторопить — ухватит под локоть и подтолкнёт: стой так, не мешай.
Распахнёт дверцу под канунным столом, выставляя напоказ своё в идеальном порядке пребывающее хозяйство: моющие средства шеренгой, тряпки аккуратно развешены, перчатки, резиновые сапоги — наверное, для уборки снаружи в плохую погоду — веник с совком, съёмная насадка для швабры.
Из-под платка — потные пряди, она сдувает их со лба. Она из тех, у кого работа кипит. Чистюля. Когда бы ни пришёл, она хлопочет: трёт, моет, отскребает воск с подсвечников. Очищенную половину кануна накрывает фольгированным экранчиком — таким, которым закрывают стёкла припаркованных на солнце автомобилей. Слева от кануна из стены торчит шланг, гигиенический душ. Она набирает здесь воду.
Не выдержал однажды.
— Пожалуйста, не мешайте.
— Чи-иво?! — аж разогнулась в полный рост, добавила язвительно. — Указывать будешь? Всегда, что ли, так — со своим уставом в чужой монастырь?
Отошёл, даже зажмурился, чтобы отгородиться, сосредоточиться на молитве.
«…души раб твоих Ивана, Христины, Елены, Артёма, Николая, Алексея, Риммы…»
— Становись теперь, — обращается она ко мне и, заметив, что я прикрыл глаза, ехидно хмыкает — дескать, нашёлся тут благочестивец, показушник.
Ухожу, ухожу. Нет, не то что помолиться за своих мёртвых — удержаться от гнева не получается.
Со всей очевидностью — я ей не нравлюсь. И такие, как я, захожане, чужаки. Возможно, я что-то делаю не так. Это запросто. Я не большой знаток обряда. Возможно, следует креститься иначе. Чаще. Или реже. К иконе, видимо, не умею приложиться, делаю это неловко.
И почему-то самое обидное — я видел, какой она бывает со своими. Похожая на неё, в аккуратно повязанном платочке, в длинной юбке, подошла, сунула ей свёрток в кармашек фартука:
— Тебе, Тома. Святые дары.
И Тома просияла.
— Ой!
Руками всплеснула, обхватила подругу за шею:
— Спаси Господь! Анечка!
— Я же знала, что ты не успеешь на причастие, вот, взяла для тебя.
А я здесь чужой. Меня отгоняют в сторонку и прикрывают от меня подсвечники — чтоб не пачкал.
Почему хожу в ту церковь? Так ведь не первая. В других примерно то же.
Читайте также: Новости Новороссии.