В связи с отказом части молдавской элиты от суверенитета Молдовы в пользу Румынии, не лишним будет напомнить о том, как складывалась жизнь молдавского народа во время первого объединения с Румынией. Да, эта статья не нова, но по прежнему актуальна. На изображении к статье печать молдавского господаря Штефана чел Маре, писанная славянским письмом.
В современных учебниках по истории, применяемых в Молдавии, советский период принято отображать в самых черных тонах. Создание первой молдавской государственности – Молдавской автономии в составе Украинской ССР на левом берегу Днестра в 1924 году – в молдавских учебниках по истории называют «хитроумным планом большевиков по привлечению симпатии бессарабских румын в надежде на их отделение от Румынии». Воссоединение Бессарабии с Советской Россией в 1940 году и создание союзной Молдавской ССР, куда были включены районы левобережья Днестра, отнесены к «последствиям пакта Молотова – Риббентропа». Вторжение немецко-румынских войск на территорию СССР и захват территории Молдавии именуется в школьных учебниках «освобождением» Бессарабии.
«Голодомор»: молдавская версия
В упомянутых учебниках значительный упор делается на «сталинских репрессиях и депортациях», при этом число репрессированных и депортированных превышает общее число населения края. Цитируются цифры, приведенные известным профессором Гавайского университета Рудольфом Руммелем (автором утверждения о «62 миллионах узников ГУЛАГа») о якобы «300 тысячах бессарабцев и буковинцев, депортированных только между июнем 1940 и июнем 1941 гг., из которых 57 тысяч погибли». В целом, по оценке Руммеля, тиражируемой в учебниках истории, с территорий, «аннексированных» СССР у Румынии в 1940 г., было депортировано свыше 2,3 миллиона человек, из которых 703 тысячи были убиты…
Большое внимание уделяется «молдавскому голодомору» 1946-47 гг., вина за который возлагается исключительно на коллективизацию, реквизиции и хлебозаготовки. Как и на Украине, в Молдавии усиленно внедряется мнение, что голод был «искусственно спланирован Советами против румынского населения – крупнейшей этнической группы, живущей в сельской местности». Война и страшная засуха также отмечаются, но уже в качестве вторичных причин. Не обвинять же Москву еще и в организации засухи!
Не меньшее внимание молдавские историки обращают на «русификацию» в годы СССР. В частности, потери от репрессий, депортаций и голода были, мол, компенсированы массовым приездом некоренного населения из других регионов СССР. В результате, согласно выводам профессора Джорджтаунского университета Чарлза Кинга, на которого ссылаются молдавские историографы, если в 1938 году доля «румынского» населения края составляла 74%, то в 1959 году «румыны» составляли только 59% населения республики (такая прозаическая причина, как присоединение к МССР Приднестровья, американскому профессору, видимо, не кажется важной).
В качестве негативного фактора приводится то, что «бессарабские румыны вынуждены были учить русский язык, чтобы занимать государственные должности». Всемерное способствование советского правительства развитию молдавской культуры и «так называемого молдавского языка» также, конечно же, тоже имело корыстные мотивы – этим «подчеркивалось отличие молдаван от основной части румын».
Геноцид: как это было в «Великой Румынии»
Как реагировать на все это? Можно, заняв позицию обороняющихся, бесконечно объяснять, что дела обстояли совсем не так, как это представляют американские и румынские историки. Но не будет ли справедливее, если мы предъявим Румынии встречный исторический счет? Счет за те преступления, которые совершили румынские оккупанты (а с точки зрения международного права они были таковыми и в 1918-м, и в 1941 годах) на территории Молдавии.
Итак, январь 1918 года. Уже в первые дни оккупации румынские каратели расстреляли 45 крестьян – делегатов 3-го Бессарабского губернского крестьянского съезда, проходившего в Кишиневе. Затем были арестованы 58 членов «Сфатул Цэрий» – “парламента” Молдавской Демократической Республики (провозглашенной 15 декабря 1917 года в составе Российской Федеративной Демократической Республики), выступивших против присоединения Бессарабии к Румынии. Некоторые из них были расстреляны. Их место в зале заняли сторонники румынских властей. Решение «Сфатул Цэрий» о присоединении к Румынии 9 апреля 1918 года принималось под дулом пулеметов – но даже после этого почти половина делегатов – 47% – проголосовала против присоединения.
1 февраля 1919 года, в ходе подавления румынскими войсками Хотинского восстания на севере Бессарабии (ныне это Черновицкая область Украины и северные районы современной Молдовы) артиллерийским огнем были уничтожены 22 села, без суда и следствия расстреляны 500 крестьян и городских жителей, в том числе 165 железнодорожников станции Окница. Многие были брошены в тюрьмы или отправлены на каторгу. Всего в ходе подавления восстания были убиты 11 тысяч человек. Свыше 50 тысяч беженцев перебрались на левый берег Днестра.
27 мая 1919 года вспыхнуло восстание против оккупантов в Бендерах, после подавления которого 150 его участников были расстреляны, в том числе 19 человек – по «процессу 108», состоявшемуся в Кишиневе. Оккупанты расправились с бендерскими железнодорожниками, которые так же были расстреляны без суда и следствия. При подавления восстания были использованы французские колониальные войска, состоявшиеся из алжирцев – зуавов, использовавшихся для проведения карательных операций.
В ходе подавления Татарбунарского восстания на юге Бессарабии (ныне – Одесская область Украины) в сентябре 1924 года были убиты 3 тысячи его участников. После подавления восстания румынские власти инициировали т. н. «процесс 500», который был призван доказать, что восстание – «дело рук Москвы». В защиту арестованных выступили видные представители европейской интеллигенции – Анри Барбюс, Ромен Роллан, Альберт Эйнштейн, Теодор Драйзер, Бернард Шоу, Луи Арагон, Томас Манн и многие другие.
Бессарабия, приравненная к провинциям королевской Румынии, по выражению румынского журналиста-антифашиста Скарлата Каллимаки, рассматривалась правящей олигархией «в качестве колонии с аборигенами низшей расы, а отсюда и необходимость применения колониальных методов управления». Власть в крае осуществляли назначенные королем и обладавшие диктаторскими полномочиями наместники. Чрезвычайными полномочиями обладал и командующий румынскими оккупационными силами в крае.
В оккупированной Бессарабии царил режим вопиющего беззакония, безжалостного попрания элементарных человеческих прав. Особенно диким был произвол в деревне. В марте 1932 года в статье, опубликованной во французской газете «Юманите», говорилось: «Жандарм – фактический хозяин села. Жандарм может арестовать крестьянина прямо в поле, избить его, бросить его в темницу… К нашему краю с полным основанием можно применить выражение Герцена и сказать, что в нем каждый жандарм – некоронованный король, а король – коронованный жандарм».
Только за первые семь лет румынской оккупации в Бессарабии были убиты 32 тысячи мирных граждан, от голода и болезней умерло около 200 тысяч человек. За время оккупации пыткам были подвергнуты 207 тысяч жителей Бессарабии, или каждый десятый ее житель, от которых более 22 тысяч скончались. Недоступность медицинской помощи, голод и недоедание приводили к сыпному тифу, туберкулезу, пеллагре и дизентерии. Уровень смертности в Бессарабии возрос в 3-4 раза.
Восточная колония королевства
Оккупированная Румынией Бессарабия была превращена в аграрный придаток отсталой страны со значительными пережитками феодализма, которая сама находилась в кабальной зависимости от крупных западных держав. Край подвергся безжалостной эксплуатации властями Румынии и международными монополиями. Только в виде налогов за годы оккупации Бессарабии было выжато не менее 60,4 миллиардов леев. Отдавая себе отчет в том, что Москва не смирится с аннексией Бессарабии, что господство румынской олигархии в крае носит временный характер, предприниматели не были заинтересованы в развитии производительных сил. Ухудшению хозяйственной жизни способствовала и злонамеренная кредитно-тарифная политика Бухареста, ограждавшая экономику метрополии от конкуренции со стороны бессарабской промышленности и сельхозпродукции. В 1929 году сумма кредитов, получаемых Бессарабией, была в 9 раз, а в 1933 году – в 25 раз меньше, чем край получил в 1914 году. В интересах маслобойной промышленности «внутренней» Румынии власти в 1930 г. увеличили тарифы на перевозку подсолнечного масла из Бессарабии на 105%. Железнодорожный тариф за провод одного вагона муки из Бессарабии был почти на 1/3 больше соответствующего тарифа, действовавшего на территории Румынии. Как отмечали бессарабские промышленники в 1939 г., «если бы все остальные условия развития были одинаковы, этого единственного различия было бы достаточно, чтобы всегда ставить нашу провинцию в худшее положение».
Доля Бессарабии в промышленном производстве «Великой Румынии» неуклонно сокращалась: с 1919 по 1937 гг. в цензовой промышленности она уменьшилась по количеству предприятий с 9 до 5,7%, по капиталовложениям – с 6 до 1,6%, по энерговооруженности – с 3 до 1,6%, по числу обслуживающего персонала – с 3 до 1,5%, по стоимости сырья – с 4 до 2,8%, топлива – с 3 до 1,4%, по стоимости продукции – с 4 до 2,3%. Доля Бессарабии в капитале промышленных акционерных обществ в 1936 г. равнялась 0,1%.
Значительная часть крупных предприятий (железнодорожные депо и мастерские, текстильные фабрики, кожевенные заводы и т. д.) были переведены в Румынию. К 1937 г. была ликвидирована треть предприятий цензовой промышленности. Производственные мощности в пищевой промышленности использовались на 34,2%, в деревообрабатывающей, текстильной, строительной и химической – на 12-16%, в металлообрабатывающей – на 5,4%, в кожевенно-меховой – на 0,2%. Резко ухудшилась структура промышленности края: к концу 1930-х гг. доля пищевой промышленности в крае достигла 92,4%. Приходили в упадок города Бессарабии, население которых в 1918-1939 гг. сократилось на 14,4%.
Стремительно деградировало сельское хозяйство Бессарабии, лишенное выхода на традиционный и обширный российский рынок. Урожайность основных культур снижалась. В среднем за год последнего пятилетия румынской оккупации (1935-1939 гг.) по сравнению с уровнем 1906-1911 гг. урожайность зерновых упала более чем на 11%. Площадь плодовых садов к 1936 г. уменьшилась на треть по сравнению с 1911 г. Поголовье скота к 1940 г. уменьшилось по сравнению с 1916 г. на 30,5%.
Все более угрожающие масштабы принимала безработица: в начале 1930-х гг. более 50% всех промышленных рабочих Бессарабии оказались выброшенными на улицу, в массе разорялись ремесленники. Рабочий день на некоторых предприятиях достигал 18 часов. Реальная заработная плата рабочего в Кишиневе была в 1931 г. на 55%, а в 1937 г. на 60% ниже ее уровня в 1913 г. Предприниматели часто прибегали к использованию труда женщин и подростков, чья заработная плата была на порядок ниже.
Бессарабские крестьяне, ограбленные аграрной «реформой», были вынуждены выплачивать огромные выкупные платежи за нищенские клочки малопригодной для обработки земли, оставленные ему в виде «наделов». Значительная часть крестьян не имела ни рабочего скота, ни основных сельскохозяйственных орудий. Доходность таких хозяйств, базировавшихся на изнуряющем ручном труде, стремительно падала. Ограблению крестьянства способствовала и монополизация сбыта сельхозпродукции: деньгами, вырученными от реализации урожая, основная масса крестьян часто была не в состоянии покрыть даже издержки производства. Дабы свести концы с концами, крестьяне прибегали к займам в банках и у ростовщиков под баснословные проценты. Задолженность крестьян зачастую превышала стоимость принадлежавшей им земли. Окончательно разоряли крестьян налоги: в 1937 г. насчитывалось 52 вида налогов и 150 «такс». Платить было нечем, фискальные органы с помощью жандармов насильственно взыскивали налоги, изымая имущество. Одна из газет писала в 1932 г., что «агенты фиска ведут себя как опричники, врываются в дома крестьян, забирают последний скарб, порой не оставляют даже протоколов с описью изъятого имущества». К 1940 г. 2/3 крестьянских хозяйств Бессарабии разорились.
Нещадная эксплуатация, голод, тяжелые жилищные условия, антисанитария обусловили стремительный рост социальных болезней в крае. Между тем во всей оккупированной румынами Бессарабии было всего 45 (!) врачей и 300 фельдшеров. Один врач приходился на 75 тысяч жителей, или на 45 сел. Туберкулез, подагра, трахома и другие социальные болезни поражали десятки тысяч людей, уносили тысячи жизней. И не случайно Бессарабия в годы румынской оккупации занимала первое место во всей Европе по смертности населения.
Однако все барьеры перешагнула политика румынского великодержавного шовинизма. Румынизация, провозглашенная главной целью оккупационной власти, сопровождалась, по словам французского писателя Анри Барбюса, «грубым искоренением всех традиций и самого характера края». Были запрещены издания на любых языках, кроме румынского, в том числе и лебезившие перед оккупантами газеты на русском языке. В конце 1930-х гг. всюду в общественных местах были вывешены таблички с распоряжениями: «Vorbiţi numai romaneşte!» («Говорите только по-румынски!»), нарушение которых жестоко каралось властями. Были введены шовинистические законы о «поощрении национального труда», устанавливавшие процентные нормы для нерумын в торговле, промышленности, на транспорте.
Почти половину бессарабских детей школьного возраста даже не записывали в школу. Ежегодно возрастало число детей, формально зачисленных в школу, но из-за материальных нужд не посещавших занятия и не переведенных в следующий класс. В отдельные годы число таких детей достигало 63%. Количество средних общеобразовательных школ за время оккупации сократилось в два раза. Среднее и особенно высшее образование было недоступным для подавляющего большинства населения края. Согласно официальной статистике, количество неграмотных в Бессарабии превышало 70% населения.
Гонения на Русскую церковь
Как отмечает историк Петр Шорников, особенному разгрому подверглась Кишиневско-Хотинская епархия Русской Православной Церкви. Митрополит Кишиневский и Хотинский Анастасий (Грибановский), впоследствии второй Первоиерарх Русской Зарубежной Церкви, осудил акт оккупации и вошел в Комитет освобождения Бессарабии. Отказавшийся отложиться от Всероссийской Церкви владыка Анастасий был арестован румынскими властями и выслан за Днестр (однако, даже являясь Первоиерархом Русской Зарубежной Церкви, он продолжал считать себя законным Кишиневским епископом). Еще более жестоко оккупанты обходились с молдавским духовенством и монашеством. Так, монахинь Речулского монастыря за участие в богослужении на церковнославянском языке румынские жандармы высекли розгами, а престарелого священника из села Горешты, обвиненного в сочувствии антирумынскому крестьянскому восстанию, они истязали до потери сознания мокрыми веревками, после чего он сошел с ума.
Румынские власти приступили к чистке среди бессарабского духовенства. В Кишиневской духовной семинарии и других училищах было отменено преподавание русского и церковнославянского языков. Из церквей и библиотек изымались книги на русском и церковнославянском, священникам было запрещено проповедовать по-русски даже в тех районах, где молдаване составляли меньшинство населения. В Измаильском уезде, где около 70% населения составляли русские, украинцы и болгары, командующий румынскими войсками генерал Штирбеску запретил священникам служить в храмах в отсутствие жандармов.
Целенаправленные попытки Румынского патриархата ввести в бессарабских приходах новый стиль в богослужении выливались в массовые крестьянские восстания. Летом 1935 года такие восстания охватили Бельцкий уезд, куда были брошены румынские войска и жандармерия. 19 августа, во время празднования Преображения Господня по старому стилю, в селе Старый Албинец при столкновении населения с полицией были убиты 5 крестьян, а 120 – арестованы. В октябре 1937 года священнослужители Борис Бинецкий, Дмитрий Стецкевич и Владимир Поляков (будущий архиепископ Житомирский Венедикт) были преданы суду. Полгода спустя сигуранца уличила в «панславизме» группу прихожанок этих священников. В 1938 году был схвачен монах Леон (Талмазан), агитировавший за старый стиль. Националистические гонения усилились после прихода к власти короля Кароля II. Синод Румынской Церкви запретил священникам даже исповедовать прихожан на любом другом языке, кроме румынского, что стало для значительной части населения равносильным отлучению от Церкви.
Читайте также: Новости Новороссии.